"Как вам это удалось? Вы прошли по минному полю": Гайдай об истории войны, ситуации на Луганщине и своей Украине будущего

Луганская область до войны была одной из крупнейших восточных областей Украины как по количеству жителей, так и по площади. В настоящее время подавляющая часть территории области оккупирована врагом.

Над чем работает областная военно-гражданская администрация Луганщины, когда состоится победа и какой видит Украину в будущем — в интервью Новини.LIVE рассказал глава Луганской ОВА Сергей Гайдай.

О ситуации в регионе и работе Луганской ОВА

— Какая сейчас ситуация в Луганской области? Где тяжелее всего, а где ВСУ продолжают держать оборону?

— Если мы говорим о фронте, то есть решение Генерального штаба, чтобы сегодня держать в определенной тайне информацию про бои, которые идут по всей линии фронта.

Потому, что информация о проведении боевых действий — о наступлениях, контрнаступлениях, об обороне — может повредить. Мы надеемся, что в ближайшее время будет что-то происходить на фронте.

К сожалению, Луганская область почти вся пока под контролем российской армии. В районе нефтеперерабатывающего завода в Лисичанске идут бои. Там линию обороны Вооруженные силы держат, прорвать ее русская армия не может.

Немного могу зайти на территорию соседей и сказать, что самые тяжелые бои продолжаются в направлении Бахмута.

— Как ваша жизнь изменилась с начала полномасштабного вторжения, как изменился ваш график, как часто видитесь с семьей?

— Жизнь изменилась кардинально. До 24 февраля два года мы занимались исключительно строительством Луганской области — ремонтами, новым строительством, восстановлением. На сегодняшний день война все разрушила. Мы занимаемся помощью военным и гуманитарной помощью, почти полгода мы занимались эвакуацией и ремонтами критической инфраструктуры.

Кременная. Фото: facebook.com/sergey.gaidai.loga

Родных свои я видел один раз в полгода — мне дали на три дня отпуск. До этого мы отпраздновали Новый год, и я поехал на Луганщину. В Северодонецке застал начало российского вторжения.

Пять месяцев — это был сплошной ад. Вся Луганская область обстреливалась даже не волнами, а ежесуточно — каждый населенный пункт. Опасность была по всей области. У нас не было бункеров, не было бомбоубежища для руководства, запасной пункт был в Старобельске, а эта территория была оккупирована, поэтому мы ночевали и работали, где придется. Ночевали не больше недели на одном месте, потому что была угроза слива информации и корректировка вражеских обстрелов по нашему пункту пребывания.

— Как вы успеваете восстанавливаться морально и физически, как руководитель и, как человек?

— Я понимаю, что у меня ответственность за всю область, за всех людей, частично за военных из ВСУ, полицейских, нацгвардейцев, ребят по территориальной обороне или пограничников. Ответственность есть на моих плечах, поэтому нет возможности эмоционально расслабиться или физически сдать позиции. Взял все свои эмоции крепко в кулак и держусь.

Сейчас мы уже не находимся на территории Луганской области. Сейчас я езжу по всей Украине. Я дал команду открыть гуманитарные штабы в каждой области.

Более 300 тысяч луганчан выехали в вынужденную эвакуацию и разъехались по всей территории Украины. Где-то две тысячи человек, где-то 40 тысяч, и им всем нужна помощь.

Мы делаем гуманитарные центры, чтобы помочь людям. Иногда эмоции догоняют, хотя стараемся держаться, поскольку уравнение идет на руководителя области.

— Сколько часов удается спать в сутки?

— По разному. В среднем часов пять. В первые пять месяцев спали по два часа. Постоянно проходили звонки, совещания, даешь команды, ждешь информации, которая придет со второго конца региона, а затем прилеты или авиабомба, и совсем не спится. Было реально тяжело. Мы сейчас не находимся там, где проходит активная фаза боевых действий. Я поздно ложусь, но просыпаюсь рано.

О помощи Луганской области и переселенцам

— Какая международная помощь поступает в Луганскую область?

— Мы получаем гуманитарную помощь. Для военных получаем автомобили, квадрокоптеры, беспилотные, бронежилеты. Мы получаем современное медицинское оборудование. Мы в ближайшее время приступим к ремонту жилья для временно перемещенных лиц. Мы возобновляем работу администрации. Нам предоставили компьютеры, мебель. Сейчас мы заканчиваем переговоры о коттеджных или модульных городках, а также ремонте домов для жителей Луганской области, которые выехали в вынужденную эвакуацию.

— Перед этим вы упомянули о 300 тысячах вынужденно перемещенных лиц из Луганщины. Как именно вы им помогаете?

— У всех совершенно разные вопросы. Я сейчас собрал глав гражданских и военных администраций, глав ОТГ, и мы договорились, что все ищут по всей Украине здания, которые никому не нужны. Здания, которые находятся в заброшенном состоянии, мы берем в аренду, готовим и хотим предоставлять жилье нашим людям из Луганщины, у которых критическая ситуация с жильем. Почему именно такие здания, потому что это самый быстрый способ получить жилье — отремонтировать уже построенное. Мы просчитывали возможность нового строительства, оно получается дорогостоящее и его нужно ждать минимум год.

Также в гуманитарных штабах есть помощь в виде гуманитарных наборов. У людей разная ситуация, потому даже пищевые наборы помогают. Мы восстанавливаем медицинскую инфраструктуру, если у человека сахарный диабет и он нуждается в инсулине, то государство должно обеспечить бесплатно, но нужно быть на учете конкретного медицинского учреждения, поэтому мы работаем над восстановлением медицинской помощи. Также мы предоставляем юридические консультации людям, которые нуждаются: справки, документы по образованию или трудоустройству.

— Сколько человек не смогли эвакуироваться из Луганщины и остались в оккупации?

До 24 февраля в Луганской области проживало 650 тысяч населения, а также 200 тысяч переселенцев — это по документам. Фактически переселенцев ориентировочно было 70 тысяч. То есть 720-730 тысяч человек жили в Луганской области на той территории, которая осталась под контролем Украины после 2014 года. Выехало ориентировочно 320 тысяч, то есть 350 тысяч человек осталось жить на территории, которая была подконтрольной с 2014 года.

— Какие истории с работы в Луганской области запомнились больше всего?

— У каждого человека судьба и история — это отдельная вселенная. Многое можно вспомнить. К примеру, история с нашей филармонией. Наш луганский оркестр вышел из оккупированного Луганска и перешел на подконтрольную территорию, а донецкий — нет.

Некоторые музыканты выходили из оккупации, и, когда военные их встретили и спросили, как они пришли, то ответили, что пришли с той стороны. А военные сказали: "Как вам это удалось? Вы прошли по минному полю".

Если об администрации говорить, то главное, чем я горжусь — после 24 февраля ни один руководитель или глава департамента, или управления, или их заместитель не остался и не сотрудничает с оккупантами. Они все уехали. Это люди, которые уже во второй раз получат статус ВПЛ. То есть когда-то они в 2014 году не захотели сотрудничать с оккупантами и вышли из оккупированной части Луганской области с одним чемоданом, в котором вся их жизнь, и сейчас так же они выходили. Это не поймут большинство украинцев, которые проживают там, где нет таких активных боевых действий, но мы это прекрасно понимаем.

— А какие героические истории именно военных особенно поразили?

— Каждая история героическая. Быть в окопах под обстрелами — это уже героизм. Каждая моя поездка на передовую была на грани жизни и смерти, вся территория обстреливалась, это этакая лотерея. Но могу сказать, что наши патрульные полицейские героически садились за руль автобусов и вывозили людей из-под обстрелов. Наши нацгвардейцы героически держали оборону каждого города. Помню, как из Рубежного вывозили из-под обстрелов людей, как спасали детей — таких историй очень много.

Когда защищали Северодонецк, спецназовцы Национальной гвардии заняли оборону в одном доме. А когда туда зашли "кадыровцы", около 20 человек, все там и погибли. Враг думал, что наших там целая рота, а ребят было всего четверо. Эти четыре гвардейца перебили целое подразделение "кадыровцев", чем я горжусь.

Об окончании войны и Украине будущего

— Как вы видите окончание войны?

— Окончание не будет скорым, но победа будет за нами. Мы обязательно победим русскую армию и выйдем на административные границы, прописанные в нашей Конституции. В ближайшее время мы увидим изменения. Не могу больше комментировать, потому что сейчас они вредят нашим защитникам, поэтому просьба Генерального штаба, чтобы мы пока не комментировали. Надо дождаться.

— Что вы собираетесь делать после победы?

— Восстанавливать Луганскую область — сразу, но на второй день. В первый день буду отмечать. В начале боевых действий я даже курить бросил. Многие удивляются: все наоборот, но я бросил. Я уже полгода, как не держал даже айкоса в руках.

Надо закатывать рукава и тяжело работать. К сожалению, россияне разрушили огромное количество школ, домов, больниц, садов, инфраструктуру газо- и водоснабжения, канализации. Работа впереди тяжелая, и это будет не год и не два, это минимум на семь лет. Все отстроим, все восстановим, даже красивее, чем было раньше.

— Опишите Украину после победы тремя словами? Как вы хотели бы ее увидеть?

— Я хотел бы увидеть трансформации от населения Украины в украинскую нацию.

Я хотел бы, чтобы мои дети увидели гармоничное развитие Украины и отсутствие распределения на восток и запад. Одна единственная независимая Украина. Да, конечно, у нас даже на вышиванках разные узоры и разные коды зашиты, но Украина единая.

Я хочу увидеть мощную самодостаточную страну, которая не ходила бы и просила кредиты, которая бы не ходила просила, чтобы ее приняли в Евросоюз, а чтобы к ней обращались и предлагали помощь. Чтобы мы были самодостаточной страной и субъектом принятия определенных решений в Европе и во всем мире.